Ростислав Марченко

Остров — III. Жизнь под крылом смерти…

Глава I

Прорыв трех наемных рот из окруженного лагеря под Кермартеном прошел для нас как по маслу. Мы мало того, что не понесли значительных потерь, благодаря надлежащей организации сумев собрать на повозки вагенбурга тяжелораненых и наиболее богато выглядевшие трупы нападавших, но и даже взяли десяток пленных. Последних, впрочем, могло быть и больше, но брали их уже на исходе прорыва, когда стало понятно, что пытавшиеся на остановить хоругви поместного ополчения выдохлись [1] и следующей атаки не будет.

Принятое нами построение — три шеренги солдат роты, подпертые резервной группой и выстроенными «подковой» обозными повозками, оказалось для врага неожиданностью. Как я не опасался за самые уязвимые точки данной формации, а именно смыкавшихся с пехотой лошадей угловых запряжек «подковы», защищённых одними только кожано — кольчужными попонами и снятыми с туш боевых коней наголовниками, целенаправленной атаки в этом направлении не последовало. Кони следующих за первой телег, укрытые от контакта с врагом впередиидущими повозками, могли поражаться только метательным оружием, с чем у наседавшей на нас поместной кавалерии было кисло. Собственно, даже атакуя в лоб, та не особенно нажимала — храбрец прорвавший строй роты оказывался бы на ограниченном пятачке, где продолжению движения вперед мешали конные запряжки, а с флангов и тылу брали бы в оборот бойцы третьей шеренги и располагавшегося за ней резерва.

Короче говоря, среди супостата героев, желающих прославиться своими подвигами посмертноне нашлось, благодаря чему в противостоянии с сдержавшем коней и соответственно топчущимся на месте рыцарством морально устойчивая тяжелая пехота была способна разговаривать на равных. Если не более — количество острых предметов на погонный метр фронта у пехоты практически всегда больше. Благо что «Вепри Бир — Эйдина» к этому времени в тяжелую пехоту превратились далеко не только по одному названию — захваченных в предыдущих боях трофеев у нас оказалось более чем достаточно, чтобы одеть в железо не только костяк подразделения, но и новобранцев. Включая в них захваченных нами пленных.

Солдатики из «Кельмской рыси», весь комсостав которой я нежданно — негаданно вырубил, предложенным наймом были счастливы чуть ли не до мокрых штанов. Обмену пленными после разгрома и гибели всего командного состава своей роты они подлежали по остаточному курсу, так что люди небезосновательно опасались, что их могут банально вырезать, чтобы впустую не кормить. По следам такого успеха, я за совершенно смешные деньги пленных солдат из этой роты даже и у соседей выкупил.

В ходе сражения, место командира наемной роты на коне и в глубине строя, в точке, обеспечивающей наилучший обзор поля боя и управление подразделением. Тем ни менее в данном случае я данным правилом пренебрег и взял на себя командование пехотной частью формации, сбросив руководство резервной группой и оборонявшими «обозную» часть нестроевыми на первого лейтенанта. Ключевым фактором успеха прорыва было удержание строя ломающей врага пехотой — и я взял эту ношу на себя. Благо изменить направление движения роты можно было и оттуда. Для такого дела у меня под рукой был исполняющий роль посыльного мой юный слуга — Нейл Даннер.

Помахать мечом мне конечно пришлось. Дураком я себя не считал, поэтому в первый ряд при наезде на строй кавалерии не лез. Даже без учета моих командирских функций, это являлось просто преступным — средняя алебарда тупо была длиннее моего двуручника и соответственно я, весь такой крутой, вместо усиления своей фигурой новобранцев из первой шеренги ослаблял бы прочность строя. Мое время приходило, когда несчастные благородные господа, не желая быть поднятыми с разгона на рожны глеф и алебард, сдерживали коней и уже мы сами начинали их, топчущихся на месте, давить, стаскивать с коней, колоть и рубить. Вот тут я с цвайхандером оказывался вне конкуренции — мой огромный меч был как минимум универсальнее и копья, и глефы, и алебарды. А с учетом отличных доспехов, которые и по конструкции, и по их прочности, не шли ни в какое сравнение с окружающим меня средневековьем, я сам себе напоминал какого — то неуязвимого и непобедимого демона смерти крошащего все им встреченное в мелкий винегрет. Которому разве что не нужно было лезть далеко вперед, чтобы супостаты не задавили массой и своевременно выбирать момент, когда можно уйти за спины подчиненных, чтобы там чуточку отдышаться и отдохнуть.

Солдаты роты в этом бою действовали великолепно — атаковали без колебаний, заходили с разных сторон, прикрывали друг друга, пугающе скандировали что — то про смерть и раз за разом рвали не больно — то блещущих уровнем боеспособности ополченцев как Тузик грелку. Насколько хорошо на них действовал мой пример, а не их желание выжить сказать было сложно, но когда после второй отбитой нами атаки я огляделся по сторонам, стало даже как — то неловко — смотрели на меня прямо как на бога во плоти. Ладно бы люди из старого состава — они меня в бою уже видели, но какой — то религиозный восторг на лице поставленного в строй пленного даже немного пугал. Далее сила морального воздействия на людей только увеличилась.

При всем при этом, как бы ни хватало вражескому поместному ополчению желания безоглядно идти на смерть, с храбростью и гордостью как таковыми у них все было нормально. А боевое управление врага я бы вообще оценил на отлично. «Баронцы» утыкались в строй, не зарываясь пытались его взломать, несли потери, отходили и снова атаковали нас раз за разом, с каждой попыткой уменьшаясь в числе, но по — прежнему сохраняя решимость победить. Надо сказать, что в паре последних атак это им чуть было, не удалось. Исход боя в обоих случаях висел на соплях, продавивших строй всадников уничтожал уже не обращенный на восполнение потерь резерв, а снятые Боуделом Хораном с повозок ветераны из нестроевых.

Впрочем, стрелки оттуда же тоже нам здорово помогали. Один из них к слову меня если не спас, то выручил, всадив стрелу в лицо благородного рыцаря с булавой в руке, которой тот очень хотел меня приголубить, в то время как я был отвлечен противостоянием с его оруженосцем. Убить стрелок его не убил, только ранил, но добро все равно восторжествовало, когда я пошинковал обоих.

«Черная роза» и «Юдонские волки» шедшие за нами в «крыльях» образованного ротами клина также держались прекрасно. Последнее было не удивительным, у этих рот была гордость, репутация, опытный комсостав и очень много цементировавших строй ветеранов. Собственно, именно поэтому я поднял столько пыли, перемешанной с демагогией для их постановки во второй линии — при несомой ими угрозе с фланга, терять время, атакуя головную роту с углов ее строя было смерти подобно. Еще одним плюсом нашего общего построения «углом вперёд» было повышение пластичности боевого порядка. В зависимости от пересеченности местности, роты могли смыкаться между собой, выстроится на одной линии и даже перестроится колонной в затылок друг другу. Набивать шишки на всех известных недостатках армий «греческо — античного» типа с их построением единой фалангой я не собирался. Пусть даже тактические недостатки данного построения, если читать исторические источники внимательно, были далеко не настолько значительными как многими принято считать.

Короче говоря, самой значительной потерей этого, безусловно, удачного для нас всех дня стало резкое сокращение ротных обозов, в лагере пришлось бросить не только почти все ротные, но и большинство «частных» повозок, загрузив оставшиеся наиболее ценными трофеями до максимума. Последнее не обошло стороной и офицерские фургоны, для спасения которых мы с Боу не постеснялись включить административный ресурс. Разве что саму капитанскую повозку заполнили не трофейным барахлом, а идущими на поправку тяжелоранеными. Наш настоящий капитан — Лойх ан Феллем, к этому времени достаточно оклемался, чтобы вставать и даже немного ходить, однако для участия в сражении, конечно же, был слишком слаб.